Перенаправленное чувство

Посвящается имени № N.

Граффити на всю стену. Изображены трое размытых людей, бегущих неизвестно куда. Двое почти летят, а один отстает, не поспевает за ними. У дивана холодильник стоит таким образом, что можно вытаскивать из него все, что угодно не вставая. Над диваном висит мешковина, скрепленная бамбуковыми палочками. На нее наклеены фотографии с изображением множества знакомых людей, кусочки фотопленки, билеты на прошедшие концерты, сломанные наушники, несколько листов отрывного календаря, треснувший диск с любимым фильмом и абсолютно целые очки с прозрачными стеклами. С другой стороны дивана стоит старый треснувший кальян, привезенный и подаренный друзьями из страны со сложным названием. Вокруг дивана обычно валяются пустые бутылки от пива одной марки и две пепельницы, постоянно полные. Бычки в пепельнице поменьше испачканы помадой. Напротив дивана стоит вечно включенный вентилятор и телевизор, показывающий два канала – спортивный и музыкальный.

Мы живем вместе два года. Я и она. Многое из привязанности превратилось в привычку. Так всегда бывает…

Познакомились мы прямо на остановке. Автобус ждали. На ней было платье непонятного цвета и желтая кепка, которая никак не вписывалась. На сумке была изображена обложка альбома «Amnesiac» группы Radiohead: маленький плачущий человечек с непропорциональными руками на фоне красной книги. Она же обратила внимание на мои желтые часы. Это и стало причиной начатого разговора. Мы сели в один автобус и вышли на одной остановке. Как оказалось, мы жили в соседних домах, к великому счастью. Через два месяца она переехала ко мне.

На столике стоит наша первая фотография, в рамочке. Мы сидим на нашей любимой скамейке во дворе. Это единственная скамейка, укрытая тенью деревьев. На ней были написаны наши имена и много прочего мусора. Мы попросили кого-то сфотографировать нас и прислать потом по электронной почте. Тот паренек выполнил нашу просьбу. Удивительно!

Цитата из ее дневника:

«Я почти перестала его ощущать. Я почти жива. Впервые за эти несколько лет я смотрю вперед. Его руки… Я чувствую, как по ним ко мне передается любовь к жизни. Я не горю, не сгораю. Его руки. Их тепло постоянно в моих руках. Его уши. Когда они краснеют, я почти теряю сознание. Люблю к ним прикасаться, хотя ему наверно это не очень нравится. Его глаза. Он может смотреть на меня бесконечно. Я тоже, только стесняюсь. Обычно он сидит в другом конце комнаты, и я чувствую его взгляд на себе постоянно. Никто на свете так на меня не смотрит. Он часто красит волосы в темный цвет, хотя мне нравится его естественный цвет волос. Он не любит разговаривать. Постоянно молчит. А если говорит, то об отвлеченном. Он не пишет письма, не отвечает на сообщения. И никак это не комментирует. Я жду ответа бесконечно долго. Каждое сообщение… Он наивный. Не знаю, что меня в нем протыкает. Ничего, что значится в списке моего идеала, в нем нет. Какие-то частички. Мне хорошо и невыносимо плохо с ним одновременно».

Мы уже месяц как отключили телефон. Мы зависимые от Интернета. Мы решили это после того, как я ее ударил. Мне нужно было срочно проверить ящик, ей тоже. Это было последней каплей. Теперь компьютер молчит. Первые несколько дней тряслись пальцы, голодающие по клавиатуре. Каждый звук, похожий на шипение модема или писк «аськи» передергивал. Мы сидели и смотрели телевизор, и чувствовали пустоту, которую нужно было чем-то заполнить. Заполнять было нечем. Увеличилась потребность в куреве. Я стал пить. Это повлекло за собой другие проблемы и скандалы. Потом все утихло. Оказывается, лежа на диване и смотря в потолок, у нас остались темы для разговора. Когда не смотришь в глаза, говорить легче. Это напоминает чат или телефонный разговор. Говорить в глаза я боюсь. Я почти разучился врать, но не могу говорить все. Не могу обижать. Да и делиться чем-то глубоким тоже не готов. Поэтому я смотрю на нее исподтишка. Я на всех так смотрю. Мне интересно просто смотреть.

Она лежала рядом и смотрела в потолок и сказала, что мы идем не туда. Что у нас нет будущего. Что за нас все решено. На наших руках нитки, губы заклеены, глаза в розовых очках. И совсем нечем дышать. И напрочь все надоело. Она возвращается в прошлое постоянно, и сегодня опять столкнулась с ним. Я хотел ее обнять, но она меня оттолкнула.

На улице сильный ветер. Открыта форточка и занавеска дергается как сумасшедшая, словно хочет вырваться прочь. Две петельки уже оторвались. Около двух ночи. Луна выглядывает из порванной заплатки туч. Звезд не видно который день. Я вижу, как с потолка спускается маленький паук, а на часах дергается секундная стрелка. Еще момент, и заряда батареи не хватит, чтобы отсчитать следующую секунду. Она швырнула пепельницу в окно; ничего не разбилось, но окурки рассыпались по ковру. Я заметил на ее плече ожог, но ничего не сказал.

Каждый вечер она спускалась в подвал и рисовала. Мне туда спускаться запрещалось. Это было единственное, о чем она меня просила не спрашивать, и сама никогда не говорила об этом. Я догадывался, что она рисует баллончиками на бумаге. Как она это делает, я не понимал: вырезает ли трафареты или использует специальную кисть, или же наполняет краской из баллончика специальные фломастеры. Я видел только три работы, две из которых она быстро кому-то подарила. На одной были чьи-то руки, а на другой абстракция, в которой я ничего не понял. Третью она нарисовала в нашем зале, на стене. Я был тогда в командировке. Обычно, когда она в подвале, я лежу на балконе и прислушиваюсь, потому что иногда можно услышать ее пение. Обычно она никогда не поет, даже когда я очень прошу. Выходя, она обязательно запирает подвал на ключ.

«Я слышу твои мысли», сказала она сегодня. Я тут же начал думать о чем-то хорошем, но в голову лезло что-то другое. Почему-то когда тебе говорят, что все о тебе знают, начинает казаться, что знают все самое плохое, о чем ты боишься даже думать. Мне тут же вспомнилось, как однажды в общественном туалете у меня выпал из рук очень дорогой мне значок и закатился в унитаз. Как я на это решился, не знаю. Опустив руку в мутную густую кашу, я нащупал свой значок и вытащил его. Полчаса я полоскал руку в воде и вылил почти весь одеколон. Если бы кто это увидел, в жизни бы не пожал мне руку. «Что ты имеешь ввиду? Как ты слышишь?», спросил я. Она промолчала, но я заметил еле уловимую улыбку и наверно немного побледнел. Допытываться было бессмысленно.

Она как-то застукала меня, когда я разговаривал с фотографией. Я в самом деле это делаю. Мне многое хочется сказать, но не могу. Особенно что-то хорошее. А фотографии можно все высказать, погладить, прижать к себе. А она посмеялась надо мной. Теперь я делаю это, когда ее нет дома. Недавно я вытащил старый альбом, вернее папку с фотографиями, и мы стали вместе их смотреть. Этот альбом валялся на полке лет пять, я о нем и забыл совсем. Мы наткнулись на маленькую фотографию и застыли. «Это же я, откуда у тебя эта фотография?», спросила она. Я захлебнулся в смехе и свалился на пол.

Лет семь назад, 14 февраля я шел по базару. Около магазина лежал красный кошелек. Никогда со мной такое не случалось, поэтому я встал и задумался – брать или не брать. Неприятное ощущение. Так я думал, пока передо мной не очутился какой-то мужик, косившийся на предмет моих раздумий. Я схватил кошелек и ушел прочь. Дома я обнаружил, что там есть немного денег. Это обрадовало. Но там же была фотография девушки. Маленькое фото, как на студенческий билет. Это огорчило. Чувствовалась, что изображенная на фотографии сейчас огорчена, а то, что ей нужно сейчас лежит у меня в руках, но я не могу ей помочь. Я дал объявление в Интернете, что найден красный кошелек с фотографией. В голове крутился сценарий голливудского мелодраматического сюжета. Но прошло два месяца, и никто не откликнулся. Я выбросил кошелек в окно. Но фото оставил. Потом положил его в папку с фотографиями и забыл о происшедшем.

Я лечу вниз с третьего этажа. Тишина, только голос, кричащий что-то из моего окна. Я чувствую невесомость. Я чувствую, что освобождаюсь. Ветер хватает меня за волосы, за края рубашки, пытается удержать, но пальцы у него мягкие и неуверенные. Я закрываю глаза и полностью расслабляюсь. Чувствую, как приближается земля, вернее, я к ней. Время становится тяжелее, останавливается, а мысли ускоряются. И кадры прошлого совсем не мелькают перед глазами. Наоборот, тишина и смирение.

Цитата из ее дневника:

«Он сумасшедший. Она на все готов ради меня. Когда он сказал, что ради меня выпрыгнет из окна, я думала он шутит. И сказала – прыгай. Он тут же нырнул в окно. Я решила, что это конец. Но он упал в кусты и почти ничего не сломал. Он сошел с ума из-за меня. Это напрягает. Напрягает чрезмерно сильное внимание в мою сторону. Мне тоже хочется умереть из-за него. Он сильный. Теперь он смотрит на меня только тогда, когда я смотрю в другую сторону. И еще он смотрит на меня спящую. Я не могу поймать его взгляд. Я не смотрю в его глубокие глаза. Я даже не могу понять какого они цвета. Но его руки. Я изучила каждую вену, каждый ноготок. Его крашеные волосы. Я хочу дотронуться до них, но боюсь. Если он все узнает, он убьет и меня и себя».

Суббота. Ее день рождения мы решили отметить в ресторане. Уже с утра она не выходила из ванной: приводила себя в порядок. Я сидел, читал книгу. Сюжет совсем не лез в голову - я слушал, что творится в ванной, и пытался угадать, что она делает. Звук пилочки, пинцета, звон каких-то бутылочек. Она улыбалась, и это было самое прекрасное. Мне было достаточно побриться, натереть ботинки и надеть свежую рубашку. День пролетел незаметно быстро, вечером мы были там. В ресторане было непривычно много народу. Когда мы пришли, она стала нервничать и оглядываться. Я спрашивал ее, в чем дело, она не отвечала. По ней было видно, что что-то происходит, или уже произошло. Было жарко. На маленькой сцене выступала какая-то группа из пяти человек. Одеты они были в коричневые костюмы и играли известные песни англоязычных исполнителей. К нам подошел какой-то высокий парень и поздравил ее с днем рождения. На его щеке был маленький шрам, напоминающий полумесяц. Он поздоровался со мной и спросил, не буду ли я против, если он поцелует ее руку. Я возражать не стал. Когда он удалился, она виновато посмотрела на меня. Ее трясло: еще миг и на глазах появятся слезы. «Пошли отсюда», сказала она. И мы ушли. В такси она плакала. Я взял ее руку. На пальцах и на том месте, куда поцеловал тот парень, были ожоги. «Что, черт подери, происходит?», закричал я. Она молчала, отвернувшись от меня. Было еще не так поздно, город гулял, и его яркие краски мелькали и проносились за окном. Некоторые танцевали прямо на улице. Все было противоположно нашему настроению. Дома я дал ей успокоительное. Она уснула.

Утром ее нигде не было. На кровати лежала записка.

Цитата из записки, оставленной для меня:

«Ты наверно будешь ненавидеть меня после прочитанного. Я любила только раз в жизни. Это не подлежит описанию. Ты должен меня понять. Ты видел его вчера. Наверно ты все понял, но не делай сразу выводы. Чувство сжигает меня. Когда это настоящее – оно сжигает. Нельзя находиться рядом с тем, к кому у тебя такое чувство, иначе можно сгореть совсем. Я чуть не сгорела, поэтому стала держаться подальше от него, но в последнее время я стала видеть его в разных местах. Меня притягивает к нему, но даже его прикосновения обжигают. Наверно ни с кем такого не было, и ты не представляешь, как сложно мне. Ты посчитаешь, что я сошла с ума, но… Я научилось управлять своими чувствами. Оказывается это возможно. Я перенаправила всю свою любовь к нему на другого человека. На тебя. И это сработало. Я не смогу быть с ним, потому что это смертельно, но я могу любить тебя, также как его. У меня получается. И я счастлива с тобой. Если я и тебя потеряю, то… Пожалуйста, поверь мне… И прости меня…».

Я прислонился спиной к шкафу и скатился вниз. Два прошедших года показались сплошным обманом. На стене висело наше фото. Двое сидели на скамейке и улыбались мне. Было похоже, что они невыносимо счастливы. Под кроватью что-то блестело. Я заглянул туда и увидел маленький ключик. Скорее всего, это был ключ от замка в подвал, который она прятала. Я взял его и понесся к двери подвала. После короткой возни с замком я спустился вниз. Там было темно, пахло краской и сыростью. Лестница была довольно крутая, под ногами я почувствовал скользкую поверхность кафеля. Включив свет, я сначала не узнал свой подвал. Было очень светло от большого количества ламп. Впечатляющее количество картин. Они были везде, куда мог упасть взгляд. И на всех было изображено одно и то же лицо в разных вариациях. Лицо того парня со шрамом в виде полумесяца. Я взял первый попавшийся портрет и жадно скомкал. Стало легче. Я взял второй и порвал, по телу разливалось удовольствие. Я брал все портреты, рвал и бросал в кучу. Через некоторое время в центре подвала образовалась горка изорванных бумаг. Я взял зажигалку и поджег ее. Появилось красивое пламя, и вкусный запах чего-то нового. Дым повалил наверх, в зал. Он опьянял. Я услышал, как хлопнула дверь. «Не-е-е-е-т», услышал я где-то сверху. Она стрелой спустилась вниз и кинулась на меня. Она стала кричать на меня, бить руками и плакать. Я молчал. Била она меня беспощадно, я и не думал, что в ней столько сил и ненависти. Я ничего не говорил. Дым делал меня спокойным и непоколебимым. Потом она упала на пол, стала плакать и кричать. Я оставил ее одну и поднялся наверх. В дверь стучали соседи, которых напугал дым. Я сел в кресло и стал ждать.

Только на следующее утро она поднялась в зал, выпила стакан воды и села мне на колени. «Я свободна… Теперь у меня нет прошлого…», сказала она шепотом мне на ухо и обняла. Обняла, как будто в первый раз.

Цитата из ее дневника:

«Я нарисовала его портрет, и в первый раз у меня получилось. Там есть все: его глаза, именно такого цвета, какие они есть, крашенные волосы, покрасневшие уши, живые сильные руки, которые хочется гладить прямо на полотне. И его руки держат мою фотографию. Он улыбается, а я улыбаюсь ему с фотографии. У меня нет прошлого, у меня есть настоящее. И это настоящее – он».

15-26 мая 2009 г.

© Алексей Поляков 

Сейчас в альманахе читают:

Двойная ошибка (рассказ)

Солдаты любви (рассказ)

Бывает. Рассказ о любви из летнего кафе