Любовь и баклажаны (рассказ)

- Во! Смотрите, какая девочка!

Девочка была что надо, если вы, конечно, любите компьютерные игры и соответствующих - гипертрофированных в некоторых местах - девочек.

Гансик стал вертеть камерой, чтобы мы могли рассмотреть девочку внимательнее.

- Хороша ведь?! – воскликнул Ганс, как будто он сам являлся создателем девочки.

- Хороша, - согласился я.

- Жениться бы вам, барин, - сказала с усмешкой Люси.

- Да ну тебя, - отмахнулся Ганс.

- А все-таки, Ганс, - настаивала Люси, - ну чем настоящие девочки хуже?

- Честно?

Люси кивнула.

- Только без обид, - предупредил Ганс.

Я встал и пошел на балкон. Я уже не раз слышал рассуждения Гансика о «девочках».

Любовь и баклажаны (рассказ)

Конечно, во многом Ганс прав. Да, любой представитель мужского пола думает прежде всего о том, как бы затащить понравившуюся девушку в постель. Да, любая представительница женского пола сделает все, чтобы затащивший ее в постель, там с нею и остался. А вот дальше обычно никто не думает, надеясь то ли на беспечный «авось», то ли на «кривая выведет». Но как только физические потребности представителей обоих полов удовлетворяются, сразу же начинаются проблемы взаимоотношений.

Как любит говорить тот же Гансик – «трахаться любят все, а баклажаны – только извращенцы».

Вот эти-то баклажаны в конце концов и проводят к тому, что Гансик больше увлекается «gamegirls», чем настоящими девушками, потому что первые не готовят ему баклажаны, которые он ненавидит.

Впрочем, Люси считает, что все как раз наоборот - проблема в нас, в мужчинах.

- Вам не женщина нужна, а – сиська, - нередко заявляет она, - а все остальное, что приложено к этой сиське, вас совсем не интересует.

В общем, они могут спорить долго. Тем более, что Люси будет пытаться защитить честь всех женщин, а Гансик – прелести холостяцкого образа жизни вкупе с компьютерными играми.

Я сел в кресло, вытащил сигареты и закурил.

А вот мне лично от жизни много не надо. Я никому никаких условий не ставлю. Баклажаны есть или пить нектар – какая разница? Не человек для еды, а еда должна быть для человека. И все остальное тоже, в том числе и постель.

А любой человек – это всегда вселенское одиночество. Один-одинешенек он в этот грешный мир приходит, и в одиночестве же отсюда уйдет.

В процессе жизни кто-то, может, станет для нас чуть ближе, чем остальное человечество, но даже самый близкий и родной человек никогда не сможет понять меня так, как понимаю себя я сам.

И ничего с этим поделать нельзя. Закон жизни. Закон одиночеств.

Можно либо радоваться жизни, либо жаловаться на нее. Я предпочитаю первое.

Докурив сигарету, прислушиваюсь к диалогу в комнате. Голос Гансика рокочет от напряжения, значит – Люси его уделывает. Хотя, она всегда его уделывает. И именно за это он ее уважает, в отличие от всех остальных женщин.

Но пока можно еще посидеть тут.

Когда эти двое выскажут другу все обиды на противоположный пол, они станут шелковыми, хоть веревки из них вей. Это у них, наверное, как секс - после таких споров они еще недельку будут вполне адекватные.

Потому и Люси любит Ганса, что он делает ее значимее в собственных глазах. А со мною, как говорит Люси, можно только трахаться.

- С тобой даже поругаться невозможно, - нередко ставит она мне в укор.

Я закуриваю еще одну сигарету. Голоса в комнате становятся все тише – спорщики устали. Еще минута и Гансик с Люси выходят на балкон, вымотанные, разрядившиеся и наконец-то довольные жизнью.

Я смотрю на этих двоих и понимаю, что люблю их больше всего в жизни.

Вот вам настоящая любовь, без сисек и баклажанов!

- Ну что, может по пиву? - спрашиваю я.

Оба синхронно кивают.

Я освобождаю кресло и иду на кухню, где в холодильнике уже давно мерзнет выпивка.

© Ролан Шарков 

Сейчас в альманахе читают:

Вечная любовь. Эссе

Прощай, Ирэн! (рассказ)

Кое-что из странного апреля